Но какая гадость чиновничий язык! Исходя из того положения... с одной стороны... с другой же стороны — и все это без всякой надобности. «Тем не менее» и «по мере того» чиновники сочинили
(Антон Чехов)
Блиц-хроники
Хроника тридцать пятая. О потерянном и найденном
етляющая меж колючих шиповников тропа вдруг круто повернула к закату и ощетинилась острым неприятным щебнем, отчего двигаться по ней вприпрыжку сделалось решительно невозможно.
Сэр Колобок откатился к обочине и огляделся — место было незнакомым, спереди надвигались какие-то совершенно бесперспективные холмы, покрытые редким молодым сосняком, однако ж и свернуть было некуда. День, так славно начавшийся, грозил завершиться, в лучшем случае, ночлегом в каком-нибудь пыльном паутиннике...
«Я по коробу скребён, по сусеку метён, на сметане мешон...» — принялся машинально напевать сэр Колобок слова универсального фамильного заклинания. Сомнительные, надо сказать, слова — той же сметаны, к примеру, в его химсоставе отродясь не было. Батюшка с матушкой были не то чтоб скуповаты — они были просто нищими. И если с бестолковым кузеном Шалтаем-Болтаем вечно носились всем царством-королевством как с писаной торбой, то на юного Колобка исключительно «возлагали надежды», которые он всенепременно должен был оправдать. «Я у дедушки ушел, я у бабушки ушел...» — да потому, собственно, и ушел, что не желал оправдывать ничьих надежд. «Я у зайца ушел...»
И тут на Колобка едва не наступили — лишь в дюйме от его шляпы преступная нога дрогнула и застыла в воздухе.
— Очуметь! Ты кто, шарик? — разожмурившись, сэр Колобок увидел склонившуюся к нему прыщавую физиономию юной особы в ядовито-пурпурном чепчике.
— Во-первых, не ты, а вы, сударыня, я с вами на брудершафт не чокался, — буркнул путник. — А во вторых, вы сами-то кто такая?
— Ну, положим, Красная Шапочка, пироги бабке несу — мать велела к шести поспеть, а то старушка, видите ли, после шести пирогов не трескает, блюдет остатки фигуры.
Вот-те раз! Сэр Колобок даже присвистнул, пытаясь сообразить, где же это он сплоховал, выбрав поворот в другую сказку. Впрочем, какая разница — здесь тоже всех сожрут.
— А ты... вы... часом волка не видели?
— Как же-с! — Колобок махнул рукой в ту сторону, откуда прикатился. — В паре лиг отсюда — на пригорочке сидит, облизывается. По-моему, он слегка выпимши... А вам, сударыня, случайно лиса не попадалась?
— Увы, сударь, с лисами в наших краях проблема — фермеры уж почитай лет десять как последнюю пустили мэру на воротник. Зато хорьков навалом.
— Нет-нет-нет, хорек не подходит! — замахал ушами Колобок. — Тебе, видишь ли, чтобы завершить сказку надо пройти Уровень Волка. А мне вот прописана исключительно лиса... Ибо сказано: «А от тебя, лиса, и подавно уйду».
— А вы таки не расстраивайтесь, — подумав, сказала Красная Шапочка. — Ведь не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. А сказку можно и завтра закончить. Полезайте-ка, досточтимый сэр, в мой туесок, да пойдемте-ка навестим бабку, там и переночуете, а завтра, глядишь, и лису отыщете.
Сэр Колобок взгромоздился в просторную емкость и вскоре уже дремал в окружении безмолвных братьев во кулинарии. Сказка худо-бедно продолжалась — впереди его ждал уютный ночлег в домике гостеприимной старушки. Лисы по гороскопу.
marko
летает дух общения в Общалке,
а здесь на нерест рыцари идут
молчком,
строчат по клавишам строчалки.
И ни души. Начать пора reboot.
***
Всплакнет апрель, отдав природу маю,
Намаемся, но нас не истребить!
Одежду помаленечку снимаем,
И лету, наконец, считаем: — Быть!
нагрянул май, ищу теплее свитер,
грядет жара — плюс восемь — сущий зной!
перчатки и шарфы — долой. Хотите
раздеться? Только вместе с головой.
Оставьте голову!
Ну, я вас умоляю!
Так много безголовых —
просто плачь.
Раздеться? Бога ради —
разрешаем.
Но вместе с головой,
и не инач.
Плюс семь. Но нам, горянам, все привычно:
И дождь холодный, и жара +7,
И ледниковый новый, и типичный
Закат в своей суровой красоте.
есть такая работа — палач,
он снимает головы с плеч.
аплодируй публично, не плачь,
палачей тоже нужно беречь.
у него есть семья и досуг,
а работы — в неделю на час.
но сегодня казнен его друг,
и палач подал рапорт: в запас.
есть вакансия, есть и топор,
но работа не всем по плечу.
отвернувшись от взгляда в упор:
— хочешь быть палачом?
— не хочу.
Холодно. Очень холодно. И гудит
Вдоль четверга озлобленно сирый ветер.
Ночь выгрызает той теплоты лимит,
Что согревает город и души лепит.
В холод расколот вымытый блеск витрин,
Холод раскрошит взгляды прохожих в иглы:
Идол вещей проколот иглой, с картин
Чучелом злых мамон сладострастно выгнут.
В городе — город, тысячи разно-лиц,
Тысячи одержимостей, карт и страсти.
Сна удовольствий — спать на таком матраце,
Чтобы сложить из похоти трижды икс:
Тело, как вещь: «мы будем для вас стараться!»
Мы создаем для вашего тела — люкс!
Все в упаковке — минимум места в доме!
...Тысячи жаждут денег, мечты на вкус,
Чтобы с мечтой о небе уснуть как в омут.
***
Средневековый плач восковых мадонн,
Средне-размерный ворох чужих мыслишек,
Так же, как сто веков — никого не слышит
Тот, кто вокруг себя вырубает звон —
Звон и звенящий плеск доброты людской,
Свет соучастий, теплых охапок дружбы,
Если ты здесь, ты все-таки очень нужен —
Другу, соседу, маме. Проснись и пой.
Пой до тех пор, пока не взвихрился дым
По-над пожарищ века и вечных истин.
Мы же не холст с наклейкой из списков Кристи!
Те же. Как те, глядящие в нас с картин.
Душу разоблачу от щитов и стен,
Выйду нагая нА люди, нате, жрите.
Стая объединяется в геноциде —
Ишь, вороньё слетается к красоте.
Каждому хочется воли, тепла, добра,
Светлой и вечной дружбы, любви, заботы.
«Мне бы охота»... и понеслась охота —
Как бы урвать побольше — диктует страх.
Хочешь любить — люби, а не в клетку суй,
Дружбы желаешь — верен будь, а не сукой.
Дай перед тем, как взять, не кусай гадюкой,
И не клади на всех темно-красный... буй.
Ветер ерошит перья, зовет лететь,
Хочется раствориться в любви и неге,
Сердце трепещет в маленьком человеке —
Душу ласкает в истинной наготе.
дует ветер, и будто оловом
наливается голова.
с лозунга «берегите головы!»
выдувает мистраль слова,
и уже земля фиолетова,
и черны по углам грачи.
мы включаем Егора Летова,
и под песни его молчим,
а знакомая Сашки Голова
держит бабочку на плече.
покатились с берега головы,
не догнать их. да и зачем.
Остались имена. И помню,
Как шумно было на плацу.
Чеканились слова, и в домны
Ссыпали строчками руду.
Шел год. Шел день. На белых файлах
Пустеют площади живых.
У тех, кто был и мысль оставил —
Читаю. Рыцарство иных
Коротким выпадом турнирным
Листаю, крутит время мышь.
Как жаль, что было. И, наверное,
Как хорошо, что было. Тишь...
Пустыня. Ветер. Никого.
Под вой неторопливой песни
я вспоминаю, как чудесно
здесь было раньше. Но покой
вобрал мышиную возню
и тяжкую слоновью поступь.
Наотмашь били и наощупь
ласкали. Словно щуки на блесну,
летели, зарождая стих.
Нет, Хельми, не клади в сторонку
меня, Тамилу и других.
Давай, собьем сургуч с бочонка
и выпьем рому. На троих.
до последнего могиканина
до пустого у бочки дна
буду пить с вами, стану пьяною,
даже если сметет волна
мачту хлипкую, руль безбашенный,
если ляжет на дно инет.
почему и зачем — не спрашивай.
наливаешь нам, или нет?
не теряйте головы —
это крайне неудобно.
безголовые, увы,
даже выпить не способны,
ни услышать, ни сказать,
даже подмигнуть не в силах,
ни раззявить хищно пасть,
чтоб расхохотаться сипло,
ни хихикнуть в кулачок
и ни выругаться пьяно,
ни заплакать горячо...
подставляйте! наливаю.
И даже если наше ристалище
зарастет травой-муравой,
мы всегда здесь найдем пристанище,
здесь родится у каждого свой
откровенный и зажигательный
или грустный экспромтик в ночи.
Будем пить (и пьянеть обязательно!)
славный ром — просто так, без причин!..
эй,там, на мостике!
причуды
трех полупьяных бодрых дев —
не треп. мы выплыли оттуда,
куда Макар гоняет в хлев
коня, козу, овцу и рифмы.
свободна трепетная лань!
нас не пугают скуки рифы.
Тамила, сала тарабань!
(Тарабанит сало)
Давай сюда морепродукта —
Его поделим на троих
И, спрятавшись в ночную бухту,
напишем пьяный вольный стих.
Запьем мы рибу мерзлой водкой,
надкусим сала по чуть-чуть,
потом нетвердою походкой
пойдем втроем куда-нибудь
Лань жила под Гданьском, в Польше, или в Орше, или в Ю, в Вестергётланде, попроще. Сагу я о ней спою. Там паслась, жевала мятлик, (не осоку же жевать!) Как увидела кораблик, так полоски рисовать синим-белым, синим-белым по-матросски принялась. Водрузила бескозырку, натянула брюки-клеш, прихватила штангенциркуль, сборник песен «Хренпоймешь», и взобралась в бригантину, где алели паруса. Ых, прощай, у гор низина, я теперь — без колеса колесить по свету буду, научусь жевать треску, ром и сало... Ой, как будто вижу палубы доску возле глаз. Достигла качка апогея — стихошторм. Графоманка-лань — морячка! Не в коня паэтский корм.
***
никто не помешает полежать
и накачаться ромом и стихами.
а если кто попробует — как знать...
у лани есть копыта. Море с нами!
До последнего вшивого ангела
Докричусь, хоть и без головы.
Напою их смородиной пряною —
Пусть летают у лампы. Увы,
Обгорают прозрачные перышки,
Угольками спускаются ниц
Эти агнцы до самого донышка —
Вырастают крюками божниц.
Подмести бы золу — да за грани бы
Отнести и оставить лежать,
Не со зла, а за блАгие помыслы,
Что на деле — гниенье и ржа.
И взрастить молодых и безбашенных,
И пустить бороздить небеса.
А в садах, тыщу раз перелаженных,
Углядеть, как растут чудеса.
***
И ушли они, Солнцем палимы,
повторяя: — Суди его Бог.
Были им же безмерно любимы,
но не чувствовали без голов.
***
А над ними сияют пространства,
И поверх безголовости плеч
Дух пластается то ль гегельянства,
То ли непостоянства сиречь.
Усвистал неосиянный ветер
На вершину огромной горы,
Где клешнями рачище отметил
Пограничье прошедшей поры.
А с горы расстилается небо
Самобранкой на долы и степь,
И узришь те места, где и не был,
И не будешь, но дашься мечте
Журавлем в бесполезные руки
И подальше — от едкой молвы
Через боль и жестокие муки
Побредешь... без дурной головы.
шли по доле, асфальтовой пыли,
возвращались к морщинам на лбах,
и не помнили, сколько любили,
и забыли про завтрашний прах.
голова, как предмет для сомнений,
ниже плеч — как перпетум любовь.
безголовые серые тени
пели «небо, его славословь»
1)
Хроника семидесятая. О странностях астрологии
2)
Хроника сорок третья. О связях с общественностью
3)
Хроника сорок вторая. О лошадиных силах и ослином упрямстве
4)
Хроника сорок первая. О Париже и парижанах
5)
Хроника сороковая. О переломном моменте
6)
Хроника тридцать девятая. О поисках себя
7)
Хроника тридцать восьмая. О нелюбви к понедельникам
8)
Хроника тридцать седьмая. О единственной функции
9)
Хроника тридцать шестая. О житье-бытье
10) Хроника тридцать пятая. О потерянном и найденном
11)
Хроника тридцать четвертая. О парадоксальности магии
12)
Хроника тридцать третья. О решении всех проблем
13)
Хроника тридцать вторая. О странностях общения
14)
Хроника тридцать первая. О здравом смысле
15)
Хроника тридцать первая (продолжение)
16)
Хроника тридцатая. О любви и времени
17)
Хроника двадцать девятая. О свободе и необходимости
18)
Хроника двадцать восьмая. О преступлении и наказании
19)
Хроника двадцать седьмая. О странностях ожидания
20)
Хроника двадцать шестая. О сторонах и вариантах
21)
Хроника двадцать пятая. О прелестях уличного пения
22)
Хроника двадцать четвертая. О счастливом неведении
23)
Хроника двадцать третья. О чудесах и возможностях
24)
Хроника двадцать вторая. О преемственности
25)
Хроника двадцать первая. О пропорциях и стандартах
26)
Хроника двадцатая. О незваных гостях и новых землях
27)
Хроника девятнадцатая. О бабочках
28)
Хроника восемнадцатая. О фиалках и пошлинах
29)
Хроника семнадцатая. О силе патриотизма
30)
Хроника шестнадцатая. О силе иронии
31)
Хроника пятнадцатая. О первом и последнем
32)
Хроника четырнадцатая. Об истоках благодетели
33)
Хроника тринадцатая. О городах и туманах
34)
Хроника двенадцатая. О том, чего боится нечисть
35)
Хроника одиннадцатая. О некоторых особенностях кошачьего характера
36)
Хроника десятая. О том, как вредно оставаться замку без хозяина
37)
Хроника девятая. О дальних дорогах и славных подвигах
38)
Хроника восьмая. О парадоксах везения
39)
Хроника седьмая. Об истоках фольклора
40)
Хроника шестая. О селекции
41)
Хроника пятая. Об отпущенном времени
42)
Хроника четвертая. О том, как встречали лето
43)
Хроника третья. О вечности искусства и свободном времени
44)
Хроника вторая. Благочестивые рассуждения о почечной достаточности
45)
Хроника первая. О парадоксах досточтимого сэра ХО-ХО