сли вы поинтересуетесь у обычного жирбургца, чем занимается мессир Брюн, числящийся секретарем третьего помощника главного писца канцелярии муниципалитета, то в лучшем случае получите в ответ неопределенное пожимание плечами, а в худшем будете настойчивыми пинками доставлены в неприметное здание на Кондитерштрассе, где вас любезно угостит чашечкой кофе сам Серый Инквизитор, который убедительно и интеллигентно разъяснит вам ненужность и даже вредность подобных расспросов в контексте непростой политической обстановки.

 

Потому что работа упомянутого третьего помощника заключается вовсе не в заточке гусиных перьев и не в адресной разноске свитков-емайлов. На самом деле, мессир Брюн отвечает за надлежащее хранение и безопасную эксплуатацию чудес и артефактов, собранных в уникальной закрытой коллекции жирбургского музея истории рыцарства. Именно он решает, что считать чудом, а что нет, какой из доставленных в город артефактов выложить под стеклом на всеобщее обозрение, а какой лучше упрятать в Черный Чулан, единственный ключ от коего, он, по слухам, носит вплетенным в собственную бороду и не расстается с ним даже в бане.

 

Известно, что чудо способно принести великое благо либо причинить немалый вред, а если рассматривать чудеса в контексте еще и стратегическом, то станет ясно, отчего городские правители уделяют деятельности третьего помощника столь большое внимание, подкрепленное трепетной заботой. Главное, чтобы чудо не оказалось подделкой!.. Истинные чудеса, прошедшие суровый кастинг мессира Брюна, хранятся на освинцованных антресолях Черного Чулана, опечатанные мощными заклинаниями, и ждут своего часа, сиречь мора, осады, голода или мятежа, чтобы стать средством чудесного спасения города и горожан, когда все прочие средства исчерпаны...

 

Мессир Брюн равнодушен и бесстрастен, как кресло дантиста, но и у него есть маленькая слабость — любимое чудо, совсем крошечное. Это единственная в мире снежинка о семи лучах, пойманная на пражской набережной неким астрологом, буквально накануне доказавшим, что рациональность шестиугольной формы снежинок неизменна и заложена в их природе. Видимо, небеса сочли нужным щелкнуть его по носу... Хрупкое чудо запаяно в посеребренную призму из горного хрусталя, и никто не может видеть его. Но мессир знает: оно — там. А значит, Господь располагает куда большим набором возможностей нежели тот, который предоставляет скептикам.

 

marko

 

 

                Volcha

 

                Там чудо: пьяный Норд чуть слаще меда

                Размазывает по стихам елей,

                Согласно пожеланию народа

                Он мил и ласков, и слегка теплей.

 

                По гулким залам Решки бродят чуды,

                Взвывают и бормочут, и сопят,

                А где-то их тела живые будут

                Грустить в реале часто невпопад

 

                И я, разъединившись с телесами,

                Впаду в невыразимую тоску

                По людям ли, по долам с небесами,

                По славному, но милому «ку-ку».

 

                Оно теплее шерсти, слаще меда,

                Прекраснее, чем миллионы снов,

                Простое чудо тихого прихода

                И человечьих добрых теплых слов.

 

                Не спится, и не спиться бы со спуска

                Стрелы с тугой рабочей тетивы.

                И спеть не ради важного искусства,

                А просто для разгрузки головы.

 

                И просто быть, и просто в чудо верить,

                Заглядывать в пытливые глаза

                С мольбой пустить за запертые двери

                В страну, где проживают чудеса.

 

 

 

                coost

 

                Уж если речь зашла о чуде,

                То я мечтаю, как все люди,

                Но по годам прошедшим судя —

                Опять мне будет хрен на блюде...

 

 

 

                ole

 

                Казалось, темнота продлится вечно.

                Обещанный конец не состоялся,

                но прискакал под ёлку белый заяц

                и лапой отмахнулся: Эй, вы, неча!

                Сказал: кончай грустить и сомневаться,

                остался день от декабря, а дальше... —

                и смолк, не допустив ни йоты фальши.

                А, может, кончился завод у зайца?

                И правда, ключ-раз-два — и он завёлся,

                разговорился, что не остановишь —

                по-заячьи, по-рысьи, по-слоновьи

                куплеты, анекдоты и курьезы,

                но партизанно умолчал, что — дальше,

                я слушала, надеялась на чудо...

                Нет, больше зайцам верить я не буду,

                особенно тебе, мой белый зайчик.

 

 

 

                Volcha

 

                Потом под ёлку белая лисичка

                Вползла под ветви (зайцу, хоть ты тресни,

                По барабану — хищник, электричка, —

                Тот заяц энерджайзера объелся).

                Лисичка же песцом ещё зовётся,

                Худой бывает, только полной чаще,

                И шляется, пушная, где придётся,

                Приходит в гости из еловой чащи,

                На твой порог присядет и без спешки

                За ухом лапой чешет с наслажденьем.

                Возможно, шоколадные орешки

                Выпрашивает в День благодаренья.

                Давай, песцу устроим новогодье,

                Исполним его тайные желанья,

                Не будем ждать, начнем тотчас, сегодня!

                О, чудо, он оценит все старанья.

 

 

 

                natasha. Новогодняя сказочка

 

                Пределы, функции и вектора,

                определенность, приближенность.

                Час поздний, детям спать пора,

                а математика дремучий лес и темный.

 

                Холодный снег ласкается в окошко,

                горячий кофе и лимончик — береги!

                (Посплю немножко я, совсем немножко —

                остановись будильник, не беги).

 

                И сон окутал теплым одеялом,

                и ласковую лапу опустил,

                в окно метель стучаться престала,

                но плюшевый медведь под ёлкой загрустил.

 

                И сказка началась.

 

                Медведь привстал тихонько,

                лишь глупая игрушка зазвенела,

                на четвереньках поспешил сторонкой

                туда, где лапочка настольная горела.

 

                Стоит медведь-малышка, и от горя

                мохнатенькие лапки опустил,

                Но, горько плача, сам с собою споря,

                он всё-таки хозяйку разбудил.

 

                Подергал тапок, порычал негромко,

                под ёлку бросился, вновь замер и сидит —

                таращит круглые в слезах глазенки

                и на хозяйку жалобно глядит.

 

                Она проснулась, волосы встряхнула,

                перелистнула пару раз тетрадь,

                глотнула кофе, тяжело вздохнула,

                лимон понюхала и начала читать.

 

 

 

                Helmi

 

                Кому какое чудо чудесатей.

                А я, пожалуй, знаю, где оно.

                Привычное и близкое, давно

                Наивных мечт дороже и понятней.

                Кому куда не терпится уплыть,

                покинуть, взмыть, вскарабкаться, разлечься,

                А мне бы эту тропку топать вечно,

                идти и помнить, просто жить и быть.

                Когда идешь под лунною, лиловой,

                хрустящей небом, ночью, и лицо

                от снега молодеет лет на сто,

                и каждую субботу дышишь снова

                дорожкой к дому детства твоего

                из бани.

                вот. И пафосно. И чудно.

                Сама себе завидую давно.

                Мир не похож на встречу с чудо-юдом:

                Не меч, но баня вычистит его.

 

 

 

                tamika25

 

                Пойду-ка я в лес

                да замерзну я там до утра.

                Придет Новый год,

                а со мной ничего не случится:

                ни чуда, ни худа,

                ни даже вот столько добра,

                а только завоет

                над телом седая волчица.

                И будет луна

                так огромна и так холодна,

                как будто у сказки

                закончились хворост и спички.

                Я буду лежать

                в белоснежной вселенной одна,

                укрытая небом

                морозным сливово-черничным...

 

 

 

                Helmi

 

                в креоновом море замерзнуть, а лет через дцать

                проснуться, зевая, за чашечкой чая тянуться,

                и, бац, выясняя, что воду нельзя наливать —

                она подается в кристаллах черничных на блюдце.

 

 

 

                buhta

 

                в каком-нибудь городе,

                где-нибудь в доме напротив

                живет чародей (настоящий), но это секрет.

                Он ночью по крышам, как кошка голодная бродит,

                и лунные зайцы ему улыбаются вслед.

                И, в принципе, нет никаких оснований бояться,

                что с крыши сорвется, что крышу его унесет,

                и в полночь, когда на часах неизменно 12,

                идет чародей, раскрывая свой сказочный зонт.

                Какой? Может, черный, а может, цветной — я не знаю,

                я в доме напротив живу и по крыше гуляю...